jaetoneja
продолжение текста.
идейный смысл и художественное содержание лучше не стали. варнинг все тот же.
читать дальшеЛиене не ответила. Только вдруг вскинула голову, будто прислушиваясь к чему-то.
-- Эксперты закончили, -- сказала через мгновение, голос был напряженным, высоким. – Пойдемте. Надо подписать протоколы, и пусть их уже увозят.
Она спускалась по лестнице, стараясь держать спину идеально прямой, легко касаясь ладонью перил. Чтобы ничем не показать своей растерянности и ужаса, граничащего с паникой. Анджей шел следом. Мысли были далеко.
Он думал о том, что вот есть, оказывается, те, кто способен запросто, легко и естественно, как дышать, отказаться от того, что составляет всю твою сущность. «Не вижу зла, не слышу зла, не говорю со злом»… кажется, прежде он такого в своей практике не встречал. И вряд ли читал о подобном. И что делать тому, кто избрал это своей профессией?!
У дверей реквизиторской стояла толпа. Актеры первого и второго составов, собравшиеся к часу репетиций и выяснившие, что гримерные заперты. Осветители и рабочие сцены, директор театра – одышливый толстяк в потрепанной фрачной паре, с захватанными стеклышками пенсне на потной переносице, бабульки-билетерши. Анджей по привычке моментально насчитал в этой толпе больше десятка женщин и внутренне содрогнулся, представив, что придется допрашивать и их тоже.
Открылась дверь.
-- Панове, расступитесь!
Впрочем, уговаривать никого особо не пришлось: они все увидели в распахнутый дверной проем ровные ряды черных пластиковых мешков на полу и шарахнулись назад. Санитар в маске кивнул Анджею:
-- А вы пройдите. И вы, пани прокурор, тоже.
Перешагивая порог реквизиторской, Анджей не выдержал, обернулся. Обвел взглядом притихших людей – поверх голов, будто высматривая кого-то в дымном от солнечного света пространстве коридора.
-- Всем присутствующим хочу напомнить: допросы свидетелей никто не отменял, -- скучным голосом сообщил он. Очень тихо. Но так, что был услышан каждым. -- Особенно это лиц женского полу касается.
Толпа поредела прямо на глазах.
Короткий столбец имен. Против каждого имени – несколько цифр. Возраст и время смерти. И если даты рождения были разными, то время смерти не отличалось ни на минуту. «Острый спазм коронарных сосудов, инфаркт, возможный разрыв сердечной мышцы», -- прочел Анджей. Протокол, составленный дежурным медикусом, был написан от руки на скверной бумаге, чернильные строчки расплывались, часть букв уже поглотили неясные темные пятна. Кравиц сдержал приступ тошноты.
-- А это? – спросил он, наклоняясь, чтобы поднять с пола странный предмет, больше всего по виду напоминающий беспорядочный моток серебряной проволоки. Анджей отлично знал, что это такое.
Медикус пожал плечами.
-- На вскрытии, конечно, будет яснее, но пока могу сказать, что смерть наступила не от этого. Это следствие, пане венатору. Не причина. Хотя я, честно вам скажу, ни разу не видал, чтобы людей нанизывали на проволоку, как рыбу на леску.
Он не производил впечатления ни циника, ни дурака. Обычный человек средних лет, простое лицо, высокие залысины, усталые складки в углах твердого рта, желтые от йодоформа и никотина пальцы. Анджей внимательно заглянул эксперту в глаза.
-- Скажите мне, Гивойтос. Часто ли бывает так, чтобы неинициированная ведьма могла убить разом десять человек своих, скажем так, коллег по призванию? Возможно ли это вообще? Все это, конечно, вне сферы моей компетенции, но вам не кажется, что этот случай – не рядовой? Помимо количества жертв.
Серебряная проволока шевелилась на ладони, как живая. На мгновение Анджею даже показалось, что из клубка тянутся, клубятся прозрачные нити, стремясь, будто повиликой, опутать человеческую ладонь. Хотелось швырнуть это чудовище на пол, раздавить каблуком, с наслаждением ощутить, как сминается под ногой, умирает его призрачная, ведьмовская сущность.
-- Мне нечего вам ответить, -- сказал Кравиц. – Пока – нечего. Результаты вскрытия пришлете мне в Крево, копию в прокуратуру и еще одну – в Синод.
-- Разумеется.
Он не услышал.
Тихий, едва уловимый плач возник где-то на краю сознания. Даже не плач, скулеж, как если бы в лютый мороз кто-то выставил на крыльцо коробку с новорожденными кутятами. От этого воя все внутри сворачивалось в тугую спираль, такой он был безнадежный.
-- Что это? Вы осматривали помещение?
Никто не ответил.
Не обращая внимания ни на пани прокурора, ни на отца Бискуповского, который тоже втиснулся в реквизиторскую, стараясь вообще не глядеть по сторонам, Анджей шагнул на звук.
В самом дальнем углу мастерской, за кронштейнами с одеждой, сидела девочка. Колени подтянуты к подбородку, тонкие руки судорожно стиснуты, лицо опухло от долгих слез.
-- Ты кто? Вылезай. Уже… не страшно.
Она с силой затрясла головой, белые легкие волосы упали на лицо. Захотелось отшатнуться, когда Анджей увидел на них засохшие брызги крови.
Не может быть, чтобы эта пигалица оказалась во всем виноватой. Слабый, едва уловимый запах ведьмы шел от нее. А может быть, Анджею только казалось.
-- Ну, давай!.. – Кравиц присел на корточки, протягивая ей руки. – Иди сюда, не бойся.
Она отдернула ладони и снова заплакала – только теперь от боли в обожженных пальцах.
-- Ч-черт!.. Прости, я забыл. Лиене, помогите мне, я не могу.
Осторожные шаги за спиной. Тонкий, почти не существующий запах – так, оттаивая после долгой зимы, пахнут деревья. Черт, он разговаривал с панной Брезиней сегодня и не заметил ничего такого. С другой стороны, он никогда не видел двух ведьм разом, если, конечно, не брать во внимание случаи, когда ведьмы идут в массовую атаку. Но если беспристрастно взглянуть правде в глаза – сколько их было, таких случаев? Считай, что и не было никогда.
Ведьма есть средоточие зла. Единственное и неукротимое стремление ведьмы есть стремление к свободе. Почему же тогда они не объединятся и не сокрушат чуждый им человеческий мир? Не от того ли, что это стремление к свободе подразумевает под собой свободу и от себе подобных?
Ты проработал в должности венатора почти четверть века, но и сегодня ты знаешь об их природе не больше выпускника Мариенбургского коллегиума Святого Сыска.
-- Гивойтос? – позвала негромко Лиене. – Сделайте для меня кое-что. Мне понадобятся теплое одеяло, стакан горячего сладкого чая и комната, в которой нас никто не сможет побеспокоить по крайней мере час. Это можно?
Ее звали Ядвига, в марте ей исполнилось восемнадцать, инициирована почти две недели назад, тогда же была принята в Нидскую Оперу на должность младшего помощника костюмера. В ковене ее любили, пани Гелена относилась к ней с почти материнской теплотой, если только возможно так сказать о ведьме. С другой стороны, а с какой стати Святой Сыск решил, что никакие человеческие чувства ведьмам не присущи?
Вся ее биография была так похожа на биографию Майки – и в то же время отличалась так разительно, что оторопь брала. Не бывает таких совпадений. Просто не может быть.
Тем утром она пришла в реквизитную мастерскую вместе со своими товарками по ковену. Да, новенькую видела, ничем примечательным та ей не запомнилась, разве что смотрела на всех вызывающе и зло, как будто заранее была уверена в том, что инициировать ее будут силой. Но это же глупость чистой воды, как можно вообще кого-либо инициировать без его на то желания? Пан венатор ведь знает формулу инициации? «Придет время умирать – умирайте. Придет время оживать -- оживайте». По сути, это твой собственный путь за Черту и потом обратно, никто его за тебя не пройдет, и заставить тебя сделать хоть шаг по этому пути тоже никто не в силах.
Она помнила, как новенькая – панна Раубич, вы сказали, ее зовут панна Раубич?.. – вышла в уборную, пани Гелена пошла за ней, остальным велела ждать. А потом панна Раубич вернулась – одна, и за ее спиной в воздухе плыла огромная призрачная рыбина, и плавники царапали дверные косяки…
Анджей со все возрастающим недоумением глядел на доски дверного проема. К ним налипла крупная, будто монеты, рыбья чешуя.
Дальше говорить Ядзя не смогла – зашлась в истерике. Забилась в глубоком кресле, отталкивая клетчатый шерстяной плед, протянутый стакан с чаем – горячий, глубокого медового оттенка напиток выплеснулся, оставляя на плашках паркета темные следы. Почему-то эти следы показались Анджею похожими на кровавые пятна.
Он вышел, оставив девочку наедине с Лиене. Стоял в коридоре, прижавшись лбом к холодному оконному стеклу, слушал, как медленно затихает плач в гримерке.
Если следовать тем распоряжениям, которые он отдал прежде, чем закрутилась следственная машина, теперь Ядвигу нужно везти в Крево, и ничего хорошего ее там не ждет. Действующая ведьма, задержанная на месте происшествия, без внятных доказательств невиновности… А это значит, что вслед за допросами, которые сами по себе мучительны, ее ждет суд, потом каторга – если судьи окажутся милосердными – или яма с вапной.
Так завершается личный путь за Черту и обратно.
Он не может допустить для этой девочки такой судьбы.
И идти поперек собственных распоряжений не может тоже.
И даже не потому, что та часть Райгарда, которая и так подчинялась ему скрепя сердце, сочтет это малодушием и игрой без правил. А потому, что всегда найдутся те, кто потребует себе таких же привилегий и будет сто тысяч раз прав. А тебе нечего будет им возразить.
И потом.
Никто не сказал, что опасность миновала.
Анджей обернулся: на двери гримерной висела табличка, извещавшая, что прежде здесь готовилась к спектаклям прима Нидской Оперы несравненная панна Юлия Бердар.
Остро, невпопад, толкнулось сердце.
идейный смысл и художественное содержание лучше не стали. варнинг все тот же.
читать дальшеЛиене не ответила. Только вдруг вскинула голову, будто прислушиваясь к чему-то.
-- Эксперты закончили, -- сказала через мгновение, голос был напряженным, высоким. – Пойдемте. Надо подписать протоколы, и пусть их уже увозят.
Она спускалась по лестнице, стараясь держать спину идеально прямой, легко касаясь ладонью перил. Чтобы ничем не показать своей растерянности и ужаса, граничащего с паникой. Анджей шел следом. Мысли были далеко.
Он думал о том, что вот есть, оказывается, те, кто способен запросто, легко и естественно, как дышать, отказаться от того, что составляет всю твою сущность. «Не вижу зла, не слышу зла, не говорю со злом»… кажется, прежде он такого в своей практике не встречал. И вряд ли читал о подобном. И что делать тому, кто избрал это своей профессией?!
У дверей реквизиторской стояла толпа. Актеры первого и второго составов, собравшиеся к часу репетиций и выяснившие, что гримерные заперты. Осветители и рабочие сцены, директор театра – одышливый толстяк в потрепанной фрачной паре, с захватанными стеклышками пенсне на потной переносице, бабульки-билетерши. Анджей по привычке моментально насчитал в этой толпе больше десятка женщин и внутренне содрогнулся, представив, что придется допрашивать и их тоже.
Открылась дверь.
-- Панове, расступитесь!
Впрочем, уговаривать никого особо не пришлось: они все увидели в распахнутый дверной проем ровные ряды черных пластиковых мешков на полу и шарахнулись назад. Санитар в маске кивнул Анджею:
-- А вы пройдите. И вы, пани прокурор, тоже.
Перешагивая порог реквизиторской, Анджей не выдержал, обернулся. Обвел взглядом притихших людей – поверх голов, будто высматривая кого-то в дымном от солнечного света пространстве коридора.
-- Всем присутствующим хочу напомнить: допросы свидетелей никто не отменял, -- скучным голосом сообщил он. Очень тихо. Но так, что был услышан каждым. -- Особенно это лиц женского полу касается.
Толпа поредела прямо на глазах.
Короткий столбец имен. Против каждого имени – несколько цифр. Возраст и время смерти. И если даты рождения были разными, то время смерти не отличалось ни на минуту. «Острый спазм коронарных сосудов, инфаркт, возможный разрыв сердечной мышцы», -- прочел Анджей. Протокол, составленный дежурным медикусом, был написан от руки на скверной бумаге, чернильные строчки расплывались, часть букв уже поглотили неясные темные пятна. Кравиц сдержал приступ тошноты.
-- А это? – спросил он, наклоняясь, чтобы поднять с пола странный предмет, больше всего по виду напоминающий беспорядочный моток серебряной проволоки. Анджей отлично знал, что это такое.
Медикус пожал плечами.
-- На вскрытии, конечно, будет яснее, но пока могу сказать, что смерть наступила не от этого. Это следствие, пане венатору. Не причина. Хотя я, честно вам скажу, ни разу не видал, чтобы людей нанизывали на проволоку, как рыбу на леску.
Он не производил впечатления ни циника, ни дурака. Обычный человек средних лет, простое лицо, высокие залысины, усталые складки в углах твердого рта, желтые от йодоформа и никотина пальцы. Анджей внимательно заглянул эксперту в глаза.
-- Скажите мне, Гивойтос. Часто ли бывает так, чтобы неинициированная ведьма могла убить разом десять человек своих, скажем так, коллег по призванию? Возможно ли это вообще? Все это, конечно, вне сферы моей компетенции, но вам не кажется, что этот случай – не рядовой? Помимо количества жертв.
Серебряная проволока шевелилась на ладони, как живая. На мгновение Анджею даже показалось, что из клубка тянутся, клубятся прозрачные нити, стремясь, будто повиликой, опутать человеческую ладонь. Хотелось швырнуть это чудовище на пол, раздавить каблуком, с наслаждением ощутить, как сминается под ногой, умирает его призрачная, ведьмовская сущность.
-- Мне нечего вам ответить, -- сказал Кравиц. – Пока – нечего. Результаты вскрытия пришлете мне в Крево, копию в прокуратуру и еще одну – в Синод.
-- Разумеется.
Он не услышал.
Тихий, едва уловимый плач возник где-то на краю сознания. Даже не плач, скулеж, как если бы в лютый мороз кто-то выставил на крыльцо коробку с новорожденными кутятами. От этого воя все внутри сворачивалось в тугую спираль, такой он был безнадежный.
-- Что это? Вы осматривали помещение?
Никто не ответил.
Не обращая внимания ни на пани прокурора, ни на отца Бискуповского, который тоже втиснулся в реквизиторскую, стараясь вообще не глядеть по сторонам, Анджей шагнул на звук.
В самом дальнем углу мастерской, за кронштейнами с одеждой, сидела девочка. Колени подтянуты к подбородку, тонкие руки судорожно стиснуты, лицо опухло от долгих слез.
-- Ты кто? Вылезай. Уже… не страшно.
Она с силой затрясла головой, белые легкие волосы упали на лицо. Захотелось отшатнуться, когда Анджей увидел на них засохшие брызги крови.
Не может быть, чтобы эта пигалица оказалась во всем виноватой. Слабый, едва уловимый запах ведьмы шел от нее. А может быть, Анджею только казалось.
-- Ну, давай!.. – Кравиц присел на корточки, протягивая ей руки. – Иди сюда, не бойся.
Она отдернула ладони и снова заплакала – только теперь от боли в обожженных пальцах.
-- Ч-черт!.. Прости, я забыл. Лиене, помогите мне, я не могу.
Осторожные шаги за спиной. Тонкий, почти не существующий запах – так, оттаивая после долгой зимы, пахнут деревья. Черт, он разговаривал с панной Брезиней сегодня и не заметил ничего такого. С другой стороны, он никогда не видел двух ведьм разом, если, конечно, не брать во внимание случаи, когда ведьмы идут в массовую атаку. Но если беспристрастно взглянуть правде в глаза – сколько их было, таких случаев? Считай, что и не было никогда.
Ведьма есть средоточие зла. Единственное и неукротимое стремление ведьмы есть стремление к свободе. Почему же тогда они не объединятся и не сокрушат чуждый им человеческий мир? Не от того ли, что это стремление к свободе подразумевает под собой свободу и от себе подобных?
Ты проработал в должности венатора почти четверть века, но и сегодня ты знаешь об их природе не больше выпускника Мариенбургского коллегиума Святого Сыска.
-- Гивойтос? – позвала негромко Лиене. – Сделайте для меня кое-что. Мне понадобятся теплое одеяло, стакан горячего сладкого чая и комната, в которой нас никто не сможет побеспокоить по крайней мере час. Это можно?
Ее звали Ядвига, в марте ей исполнилось восемнадцать, инициирована почти две недели назад, тогда же была принята в Нидскую Оперу на должность младшего помощника костюмера. В ковене ее любили, пани Гелена относилась к ней с почти материнской теплотой, если только возможно так сказать о ведьме. С другой стороны, а с какой стати Святой Сыск решил, что никакие человеческие чувства ведьмам не присущи?
Вся ее биография была так похожа на биографию Майки – и в то же время отличалась так разительно, что оторопь брала. Не бывает таких совпадений. Просто не может быть.
Тем утром она пришла в реквизитную мастерскую вместе со своими товарками по ковену. Да, новенькую видела, ничем примечательным та ей не запомнилась, разве что смотрела на всех вызывающе и зло, как будто заранее была уверена в том, что инициировать ее будут силой. Но это же глупость чистой воды, как можно вообще кого-либо инициировать без его на то желания? Пан венатор ведь знает формулу инициации? «Придет время умирать – умирайте. Придет время оживать -- оживайте». По сути, это твой собственный путь за Черту и потом обратно, никто его за тебя не пройдет, и заставить тебя сделать хоть шаг по этому пути тоже никто не в силах.
Она помнила, как новенькая – панна Раубич, вы сказали, ее зовут панна Раубич?.. – вышла в уборную, пани Гелена пошла за ней, остальным велела ждать. А потом панна Раубич вернулась – одна, и за ее спиной в воздухе плыла огромная призрачная рыбина, и плавники царапали дверные косяки…
Анджей со все возрастающим недоумением глядел на доски дверного проема. К ним налипла крупная, будто монеты, рыбья чешуя.
Дальше говорить Ядзя не смогла – зашлась в истерике. Забилась в глубоком кресле, отталкивая клетчатый шерстяной плед, протянутый стакан с чаем – горячий, глубокого медового оттенка напиток выплеснулся, оставляя на плашках паркета темные следы. Почему-то эти следы показались Анджею похожими на кровавые пятна.
Он вышел, оставив девочку наедине с Лиене. Стоял в коридоре, прижавшись лбом к холодному оконному стеклу, слушал, как медленно затихает плач в гримерке.
Если следовать тем распоряжениям, которые он отдал прежде, чем закрутилась следственная машина, теперь Ядвигу нужно везти в Крево, и ничего хорошего ее там не ждет. Действующая ведьма, задержанная на месте происшествия, без внятных доказательств невиновности… А это значит, что вслед за допросами, которые сами по себе мучительны, ее ждет суд, потом каторга – если судьи окажутся милосердными – или яма с вапной.
Так завершается личный путь за Черту и обратно.
Он не может допустить для этой девочки такой судьбы.
И идти поперек собственных распоряжений не может тоже.
И даже не потому, что та часть Райгарда, которая и так подчинялась ему скрепя сердце, сочтет это малодушием и игрой без правил. А потому, что всегда найдутся те, кто потребует себе таких же привилегий и будет сто тысяч раз прав. А тебе нечего будет им возразить.
И потом.
Никто не сказал, что опасность миновала.
Анджей обернулся: на двери гримерной висела табличка, извещавшая, что прежде здесь готовилась к спектаклям прима Нидской Оперы несравненная панна Юлия Бердар.
Остро, невпопад, толкнулось сердце.
@темы: райгард, тексты слов