четырнадцать маленьких желтых цыплят
сидят и ужасно ужасно тупят
пятнадцатый думает что он не спит
но тоже ужасно ужасно тупит

вот так я провел выходные. сидел и смотрел ковер. раскладывал маджонг на компе, потом снова и снова, слушал музыку и не мог написать ни слова.
но новая история оказалась все-таки сильней меня. успел я, правда, не много, полчаса потратил, три тыщи знаков - ну и фигня, чего боялся-то. положу сюда, чтоб не потерять.
на самом деле, спонсор этого текста - старый мини-фик жж-юзера аццкой собачки тяпы, я не могу от этого отделаться, поэтому просто сознаюсь.

Не бойся

Больше всего на свете ей нравилось, когда он говорил:
-- Не бойся!
И как-то по-особенному брал ее за подбородок, поворачивал лицо к свету. Она сладко обмирала. Она никогда не боялась, что он причинит ей боль. Он слишком любил ее для этого. Но мерзкий червячок шевелился в душе, ведь легче всего причинить боль тем, кто тебя любит.
А уж она-то его любила.
читать дальшеЕй нравилось в нем абсолютно все. Нравилось проводить ладонью по жестким коротко остриженным волосам на затылке. Нравилось умное и злое лицо – ей виделась целеустремленность в болезненном изломе бровей, независимый и гордый характер – в изгибах узкого рта. И даже запах его она обожала – ментола, хвои и ноябрьского ветра. Она быстро научилась не замечать привкуса паленой кости. В конце концов, о запахе паленой кости она знала в совершенстве. Ведь он сопровождал ее всю жизнь. А после того, как они встретились, он просто стал сильнее.
Они встречались по вечерам. Когда его работа заканчивалась, а ее – еще не начиналась. Он приходил в ее маленькую квартирку в мезонине самого последнего дома по улице. Садился в кресло под торшером и вытягивал длинные худые ноги, а руки разбрасывал по подлокотникам. Он так сильно уставал за день.
Мягкий свет желтой лампы полукругом лежал на стенах. Отражался в оконном стекле. И ветки дикого винограда, что оплетал стены, шуршали сухой листвой и скреблись в рамы. Черная осень входила в комнату и привольно располагалась вокруг. Чем длиннее становились вечера, тем больше тьме нравилось разливаться по коврику у камина, -- да, в ее жилище размером с табакерку был настоящий камин!
Она приносила кофе и усаживалась у его ног. От ветра за окном становилось особенно неуютно; тем слаще был аромат кофейных зерен. Она застывала, представляя, как по ночному небу летит по своим делам Дикая Охота. Зябко поводила плечами и шептала:
-- Я боюсь.
-- Не бойся! – хмыкал он. – Это просто ветер.
И наклонялся, чтобы ее обнять. Это было так прекрасно!
Еще бы. Сам король ужасов – он, конечно же, им не был, но ей нравилось думать, что он и тот, который скачет впереди черных небесных всадников, это один и тот же человек, -- сам король ужасов убеждал ее не испытывать страха.
Потом, когда кофе бывал выпит, она перебиралась к камину, ворошила угли. Красные искры летели к потолку, разбиваясь о чугунную решетку. Начиналось время разговоров.
То есть, говорил в основном он один. Рассказывал ей, как прошел его день. И чем дальше он говорил, тем ярче начинали сквозить в его голосе нотки пренебрежения, а потом и презрительности.
-- Ты представляешь, они едят сахар! -- Он срывался на вскрик, мерил широкими шагами комнату и ярился. – Грызут карамельки! Им наплевать на мой труд и на них самих. Они жалкие тупые ублюдки.
-- Они просто люди, милый.
-- И это говоришь мне ты!.. – Он патетически воздевал к потолку удивительно красивые руки. Каждый жест был совершенством.