фанфик по хранителю снов. маленький и дивно прекрасный!

[jaetoneja]

автор - жж-юзер helldogtiapa
вот ссылка: helldogtiapa.livejournal.com/569277.html

Больше всего ей нравилось, когда он говорил: “Не бойся.”
То есть вообще ей многое в нем нравилось. Нравилось, что в его костлявых пальцах, похожих на ивовые прутья, на самом деле столько силы. Нравилось проводить рукой по его затылку и чувствовать под ладонью короткие жесткие волосы. Нравилось, когда он пересказывал новую историю очередного своего любимого сочинителя и объяснял, почему вот здесь автор хотел, чтоб получилось страшно, а получилось смешно.
Ей почти все в нем нравилось - кроме разве что готовности бесконечно ковыряться в своих душевных ранах. Но больше всего она любила, когда он говорил: “Не бойся.”
Это была целая игра. Она беспокойно оглядывалась, сжималась, передергивала плечами, заводила глаза - она, бесстрашная воительница, чья сабля поразила немало ифритов и дэвов! - и томным голосом произносила: “Мне страшно.”
И он обнимал ее за плечи и выдыхал в ухо: “Не бойся.”
Король ужасов говорил ей: “Не бойся” - и это было слаще всего на свете.
Если бы только он поменьше думал о своих обидах, настоящих и мнимых!..
- Почему бы тебе не успокоиться? - спрашивала она, когда он приходил.
В ее покоях ради такого случая царил полумрак. Сама-то она больше любила яркий свет, но для него гасила все лампы и зажигала приятно пахнущие восковые свечи.
- Успокоиться?! - шипел он, шагая из угла в угол и истекая желчью. Пламя свечей трепетало на сквозняке, по стенам метались причудливые и жуткие тени. - Ты хочешь, чтобы я успокоился? В то время как эти ублюдки собираются на свои советы и думают, как сжить меня со свету?
- Ты мог бы тоже приходить на эти советы, - отвечала она. - Ник ведь предлагал тебе членство, помнишь? Когда все только начиналось. Ты сам не захотел...
- Тогда я властвовал над всем миром! Полагаешь, я должен был добровольно уступить твоему Нику часть своих владений?
- Ох, - только и говорила она; этот разговор всегда ее печалил. Чтобы сменить тему, она зябко передергивала плечами, закатывала глаза и говорила: - Прикажи своим теням успокоиться, они пугают меня.
И тогда он переставал метаться, брал ее за плечи и говорил:
- Не бойся.
… Время шло, и он заглядывал к ней все реже. Ее это тревожило. Она подозревала, что у себя под землей он собирает войска.
- Зачем ты задеваешь Песочника? - спросила она, когда он появился в очередной раз. - Ник чует, что ты что-то замышляешь. Сегодня он говорил, что нам всем нужно держать ухо востро…
- А зачем ты ходишь на эти сборища? - ответил он резко. - И с чего мне прислушиваться к твоим словам? Ты ведь на их стороне, не на моей! Вы все против меня!
- Я не на их стороне и не на твоей, - сказала она устало. - Я на стороне детей. Детям не пойдет на пользу, если начнется война.
- Скажи прямо: детям пойдет на пользу, если в мире не останется страхов! - выплюнул он.
Она покачала головой и ответила:
- Я так не думаю. Но я думаю о будущем, и мне страшно.
- Не бойся, - ответил он после паузы, и она поняла, что он сказал это по привычке.
… Когда они виделись в последний раз, он был в ярости.
- Новый Хранитель! - цедил он сквозь зубы. В комнате было совсем темно, и он застыл в дальнем углу, слившись с тенями, растворившись в них. - Вас и так было четверо против одного, но Луноликому все мало!
- Луноликий же не слепой, - ответила она тихо. - Он видит, что ты готовишься напасть на нас…И потом подожди, может быть, Джек еще и не согласится. Ему вряд ли захочется ходить на собрания.
Во тьме блеснули его зубы.
- Джек не станет Хранителем, - ответил он. - Я об этом позабочусь. Вы его не получите. Вы ничего больше не получите, Хранители. Ваше время кончилось.
- Остановись, - сказала она, глядя в темноту. - Пожалуйста, остановись, я тебя прошу. Обо всем можно договориться, позволь мне стать посредником между тобой и Ником. Не начинай войну. Я сейчас боюсь не за детей. Я боюсь за тебя!
Она ждала, но ответа не было. Тогда она шагнула в тень, увидела пустой угол и поняла, что он ушел.
- Я боюсь, - повторила она.
Следующей ночью Кромешник напал на ее владения.


Больше всего его раздражало, когда она говорила: “Забудь.”
Вообще его многое в ней раздражало. Раздражало, что она всегда куда-то спешила и не могла ни минуты усидеть на месте. Раздражала ее склонность умиляться и сюсюкать по самым идиотским поводам. Раздражал беззаботный щебет - она могла болтать часами, и болтала бы, если б ей не нужно было руководить Зубными Крохами.
Но сильней всего бесило, когда она говорила ему: “Забудь!”
Он рассказывал ей о старых временах, когда люди не знали ничего, кроме него, и не поклонялись никому, кроме него, когда он один карал, и миловал, и властвовал безраздельно. А потом Песочник и те, что пришли позже, отняли у него все - исподволь, трусливо, похищая частицу за частицей людскую веру.
Он ей рассказывал, а она говорила: “Хватит об этом думать.” И еще: “Это все давно закончилось.” И, конечно: “Забудь.”
Как будто можно было забыть!
Проклятые Хранители стремились отобрать те немногие крохи, которыми он еще владел. Они желали править выхолощенным, ненастоящим миром, похожим на аляповатую елочную игрушку Северянина - миром, полностью свободным от страхов и кошмаров. А она говорила: “Не бери в голову.” “Ты только себя накручиваешь.” И, опять же: “Забудь.”
Он не собирался ничего забывать. Напротив, он хотел, чтоб и все остальные вспомнили.
Когда стало понятно, что именно Фея и ее помощницы лучше всего подходят, чтобы нанести первый удар, он не колебался ни мгновения. В конце концов, она предала его, выбрав сторону Хранителей - значит, он тоже имел право ее предать. Пусть-ка попробует сама не думать о поражении, не накручивать себя и не брать в голову.
Он все поставил на карту - и выиграл. План сработал безукоризненно. Хранители пали во прах. Он снова оказался на вершине мира.
Падение с этакой высоты было сокрушительным.
Он очень долго приходил в себя, восстанавливал то немногое, что осталось в его распоряжении, зализывал раны, но так и не зализал. Горечь поражения, обида и злость разъедали его изнутри и сводили с ума. И еще одиночество. На вершине мира одиночество не казалось проблемой, но у подножья оно было ужасно. Если бы был кто-то, кто мог сказать ему “забудь” и “не бери в голову”, стало бы легче - тогда он злился бы адресно. Но он был один, и это было невыносимо, и ничего не оставалось, кроме как, сцепив зубы, проживать ночь за ночью и работать, работать, работать.
... Они столкнулись в темной детской, над постелью юного Джереми МакЮэна. Под подушкой у Джереми лежал левый верхний клык, гарантия небольшого, но приятного денежного вознаграждения. Однако на днях Джереми тайком от старшего брата посмотрел на его компьютере ужастик “Зубная Фея”, и потому сон его был тревожен.
Они стояли в темноте и смотрели друг на друга. Долго.
Она заговорила первой.
- То, что ты сделал, - начала она, сплетая и расплетая пальцы, - было просто отвратительно. Я никогда...
- Забудь, - ответил он легкомысленным тоном.
И поморщился. Он заготовил эту реплику давным-давно, предвкушал, как бросит ее в ответ на обвинения - и именно так она и прозвучала: как заготовленная давным-давно и от того особенно жалкая попытка ее задеть.
Фея помолчала, Затем улыбнулась - мягкой и чуть грустной улыбкой, которую он хорошо знал и ненавидел, потому что чувствовал в ней жалость.
- Я давно уже забыла, - сказала она. - Дело не в этом, Кромешник.
- А в чем дело?
Она пожала плечами и ответила:
- Я боюсь, что однажды ты сделаешь что-то такое... непоправимое. Что я не смогу забыть. Мне страшно, вот в чем дело.
Она была очень близко и не отстранилась, когда, помедлив, он протянул руку и опустил ей на плечо. И сказал:
- Не бойся.