-- Я поеду, я все равно поеду! А если запрете, по веревке спущусь. Все простыни, все сорочки на лоскуты разрежу! И ни один человек на свете не посмеет мне запретить!
-- Поедешь, конечно, поедешь. Ну, тише!..
Майка зарыдала, закрыв руками лицо, и князю ничего не оставалось, кроме как обнимать девчонку за плечи и гладить по голове. И всякий раз, когда его ладонь натыкалась на острые серебряные завитки кольца, слишком крупного, слишком тяжелого для девичьей ручки, ему становилось не по себе. И тогда он поднимал глаза, и поверх Майкиной головы видел странные, очень светлые глаза сжавшейся в дальнем углу ведьмы.
То, что она ведьма, Ивар понял сразу, едва увидал. Убедили его в этом не всклокоченные волосы, никогда, пожалуй, не знавшие мыла и гребня, и не причудливые лохмотья, и даже не привешенный к поясу холщовый мешочек с высушенной заячьей лапой – облезлые концы ведьминого сокровища торчали наружу, вызывая приступ брезгливой тошноты. Но только было в ней что-то не вполне человеческое.
-- Эй, ты, -- позвал он. – Поди сюда.
Ведьма сделала вид, что не слышит. С нарочито безразличным лицом отвернулась к окну.
-- Поди сюда, -- повторил Ивар. – Если не хочешь, чтобы тебя выдрали на конюшне. Ты и так уже натворила довольно. Так что не делай вид, будто ты ни при чем. Как тебя звать?
-- Са… Сабина.
-- Надо же, -- хмыкнул Ивар. – А имя людское. Ну, помогай же своей госпоже. Штаны, рубаху, сапоги покрепче, куртку, и смену исподнего положи…
-- И не госпожа она мне вовсе, -- фыркнула Сабина, но Ивар поглядел на нее так, что спорить ведьме мигом расхотелось. Она принялась запихивать в кожаный мех наугад какое-то тряпье.
Ивар тем временем тормошил Майку.
-- Ну, давай, девочка, давай же. После слезы лить будешь. Собирайся.
Майка отняла от распухшего лица мокрые ладони.
-- К-куда?
-- К жениху. Ты же кричала – поеду. Ну вот, едем. Ты вот в этом в седло собираешься? – Ивар с усмешкой ткнул пальцем торчащую из-под пуговиц ее лифа соломенную прядь.
Майка судорожно вздохнула.
-- Ой! Я… я сейчас. Сабинка, помоги мне! Там под подушкой платье мужское.
-- Нанималась я вам, что ли, -- проворчала ведьма, но тут же прижала кулачок зубами.
Майка тем временем принялась лихорадочно стаскивать с себя одежду. Пальцы путались в тесемках, и видно было, что ей неудобно и больно. Задела кольцо на правой руке, ойкнула, крепко зажмурилась. Ивар заметил, как слезы выступили на ее ресницах. Он и охнуть не успел, когда девчонка задрала сорочку, выпутываясь из нее, как из липкой паутины. Только лицо обдало жаром.
-- Погоди, дай хотя бы отвернусь!
-- Ой!..
-- Ты не думай, -- бормотала она, пока он стоял, оборотившись к окну, закаменев всем собою, чтобы не думать о том, что происходит за его спиной. – Я это так брякнула… про жениха… не нарочно. Чтоб не вязались. Просто никто бы не понял. А он как брат мне! Мне пять лет было, я коленку разбила, а он…
-- Подул и подорожником приложил.
-- Д-да.
-- Ты знала, что его от крыжаков в столице отбили?
-- Не знала! Знала, что собираются… они так страшно ругались – отец с Бертальдом, а я у дверей подслушала. Они нарочно решили тебя не дожидаться, потому что ты бы не выдержал, вперед всех бы поехал.
-- Почему?
-- Потому что не такой, как они. Не взвешиваешь, кому кто сколько должен. Ты хороший.
Князь засмеялся – как всхлипнул.
-- Я все, -- сказала Майка, и он обернулся резко, так что даже голова слегка закружилась. Она стояла перед ним, одетая в тувии и куртку, и казалась очень тоненькой. Сжимала в руках ремешок заплечной котомки.
-- Тогда пошли.
По ее лицу пробежала недоуменная тень.
-- Ты… так и поедешь?!
Ивар запнулся. И увидел себя со стороны -- будто бы ее глазами. Рубаха мокрая, в бурых пятнах, и штаны не лучше. Мелькнула запоздалая мысль о том, что поездка эта наверняка не кончится для него добром, но отступать было уже поздно. Хорош бы он был, если бы прямо сейчас решил взять обратно данную девчонке надежду.
Но поедут ведь не одни: пока Майка собиралась, он уже успел распорядиться, чтобы приготовили не только коней под седло, но и повозку, и небольшой отряд пахолков собрали. Какая-никакая, а все же защита в дороге.
-- Жди меня на стайнях, -- велел князь. -- От няньки ни на шаг. Я быстро.

@темы: тексты слов, крипт

---

последний раз кусок к этой истории я выкладывал вот тут:
jaetoneja.diary.ru/p220787818.htm
ну или по тегу "крипт".
вообще это та история, которую я пишу только чтобы ээээ расписать писало. и каждый раз удивляюсь той легкости, с которой делается этот текст. это как кино смотреть. но правда в том, что все остальное я пока делать не могу, и нет уверенности, когда именно смогу. и тут дело даже не в проклятом перфекционизме, а в том, что в этом самом всем остальном мне критически важно не только что именно, но и как именно, иначе смысл затеваться.
ну в общем, как-то так.


Она вернулась к землянке, когда прозрачные майские сумерки уже окутали лес. Костерок, разложенный Сабиной у порога, давным-давно прогорел, даже угли не курились дымком. В корчажке с водой плавал желтый березовый листок; как будто уже наступила осень. Майка смахнула его ладонью. Вода показалась ей очень холодной. И пахла горечью, когда девчонка припала к ней губами.
Надо же, как, оказывается, хотелось пить!..
-- За тобой что, весь Синедрион гнался? – лениво поинтересовалась Сабина, показываясь на пороге. Вид у нее был заспанный, и на короткое мгновение Майка испытала острую злость пополам с завистью. Оказывается, пока она тут по лесу бешеные круги наматывает, кто-то может спокойно спать.
-- Еще нет, -- она отставила корчажку, утерлась тыльной стороной ладони. Совсем не по-благородному. – Но скоро ему такая возможность представится.
-- Что ты несешь, дура!
-- Что слышала! Пока ты прохлаждаешься тут и голову мне морочишь, они, может, и уехали уже!
-- Крыжаки? – Сабина задумчиво почесала сперва правый бок, а после левый.
-- Граф Виктор с сообщниками! В Твержу, спасать его, дура!
-- От дуры и слышу. Кого спасать? Жениха твоего драгоценного? А это у тебя что? – Сабина кивнула подбородком на Майкину руку, на которой переливалось в солнечном свете кольцо.
Майка отдернула руку, которой только что ухватила Сабину за ее лохмотья. Губы ее дрожали.
– Это он тебе дал? Князь Ивар?
-- Откуда ты о нем знаешь?!
-- Я ведьма, ты не забыла?
Руку дергало. Хотелось закутать ее в кожушок, баюкать на груди, чтобы утишить боль. Слезы навернулись на ресницы.
-- Ну, не реви, -- с некоторым смущением проговорила Сабина. – Может, еще успеем, если поторопимся.
-- Куда?
-- За ними, -- в сердцах бросила Сабина и закружилась по землянке, перебирая тряпье на лежанке, засовывая в котомку какие-то узелки, глиняные фиалы с зельями, одной ей понятные камушки, перья и палочки.
Майка следила за ней мертвыми глазами. Что-то тяжело ворочалось в думах, какая-то догадка, но не давалась в руки, не желала явиться на свет, и это было мучительно.
-- Так, стало быть, он приехал… -- бормотала Сабина, запирая ивовую клетку с голубями. – Князь Ивар-то…
-- Приехал.
-- И теперь в Настанг собирается.
-- Собирается.
-- Вот и славно. – Сабина наконец справилась с плетеной дверцей, ткнула пальцем в мягкие голубиные перья и засмеялась в ответ на возмущенное курлыканье. – Ну, помчали, грабянка, что стоишь.

Опираясь на узловатый сосновый корень, Ивар соскользнул с невысокого склона обрыва. Потек струями, посыпался мелкий белый песок. В груди мягко толкнулась ставшая уже привычной боль. Он задержал дыхание, позволяя этой боли затопить себя целиком. Если дать чудовищу то, чего оно хочет, оно отступает быстрее, насытившись.
Он поймал себя на том, что привычно спорит с Великим Герольдом Консаты Бертальдом. Тот всегда утверждал, что злу следует противостоять даже в самых малых его проявлениях. Так прокладывает себя путь к Господу. Но разве не проще уступить в мелочах, чтобы потом одержать победу в главном? И разве правильно усматривать деяния зла даже в самом малом, в таком пустяке, как боль от недавно закрывшейся раны? Да, она могла бы стать смертельной. Но не стала. Благодаря рыжеволосой девочке с упрямыми серыми глазами и странным, нездешним именем.
Михалина… Майка.
Море лежало перед ним, как полотнище серого шелка, катило на песок пологие мягкие волны. Над ним шли облака – тяжелые, набряшкие скорым дождем, иссиня-черные в подбрюшье. Но ветра не было, и воздух был почти прозрачен – так что, если прищуриться, можно было разглядеть на другой стороне пролива белые скалы и башенку Нидского маяка. Второй маяк – Эйленский – вздымался над кронами сосен, а за ним маячили крыши замка, куда Ивар держал путь.
Ивар подумал, что не будет большой беды, если он немного задержится. В конце концов, он никому не называл точного срока своего прибытия. И… надо прийти в себя – после того, что случилось с ним на лесной дороге. И придумать, какими словами он будет оправдываться перед Бертальдом за собственную глупость.
Он присел в полосе прибоя, и вода лизнула замшу сапог, оставляя темный след. Ковырнул пальцем песок, глянула на свет перламутровая, с глубоким кобальтовым отливом, внутренность раковины. Пахло водорослями и солью, тени от солнца лежали на песке, на воде, резкие и отчетливые. Во всем этом было столько жизни.
Ивар содрал с себя одежду, бросился в воду. Тело обожгло холодом, но это не имело никакого значения.
Он поплыл, мощными гребками раздвигая волны, радуясь тому, что силы вернулись, что он молод и здоров, и впереди еще целая жизнь, и, кажется, ему есть чего желать и на что надеяться. Дальний берег то наплывал, то отдалялся снова. Ивару скоро стало понятно, что это всего лишь иллюзия: невозможно пересечь пролив за такое короткое время, каким бы сильным он себя ни ощущал. Тогда он остановился, перевернулся на спину и отдался мерно качающейся зыби.
Облака шли над ним. Торжественные и величавые, как церковный хорал. Похожие на ладьи и замки, они медленно плыли на восход, перетекали одно в другое и тонули в дымке, заволакивающей небокрай, так что нельзя было понять, где кончается море и начинается небо.
Ивар выбрался на песок и повалился, раскинув руки, радуясь тому, что может упасть вот так, не примеряясь, не заботясь о том, чтобы выбрать движение, которое не причинит боли. От воды повязка на груди ослабела и сдвинулась, он чувствовал, как песчинки царапают кожу, но не было сил ни на что. Князь закрыл глаза, позволяя себе соскользнуть в дрему.
Проснулся от того, что по лицу скользнуло что-то невесомое, похожее на касание ткани. Как если бы кто-то прошел мимо… женщина прошла, задев летящим подолом сукни. Покатилась, застряв в уголке глаза, рыжая искра. Ивар накрыл ее рукой, а когда разжал пальцы, в ладони остались несколько крошек янтаря, мокрые, в налипшем к ним песке, да перевитый нитками водорослей такой же мокрый замшевый шнурок.
Подарок от доны Наль, подумал Ивар с запоздалой благодарностью. Многие видели призрак княгини Ингеворской на здешнем берегу. Да оно и неудивительно, ведь здесь Эйле, вотчина графа Виктора. Именно здесь, если верить легенде, Наль растеряла свои янтари, а Виктор нашел и собрал их, а после…
А может, все было гораздо проще, обыденней. И они познакомились, когда Виктор приезжал в Эйле к ее деду по делам Ордена, и полюбили друг друга, и нет в этом никакой сказки…
Сказки нет, а Майка осталась. И теперь у девчонки тысяча защитников и покровителей, вот только матери – нет, и ничего, ничего не исправить.

Неладно было в замке Эйле, это Ивар понял сразу же, как выехал на взгорок и остановил коня, из-под ладони глядя на вставшие на другом берегу замкового рва белые башни. Не курился над поварнями вкусно пахнущий дым, молчаливы были стайни и хозяйственный двор, и только слышно было, как в коровнике мычит недоенная скотина. Ну понятное дело, раз господа съехали, работникам можно и отдохнуть маленько. Работа – она ведь не волк, в лес не побежит, за ноги кусать не станет. Словно подтверждая Иваровы мысли, на бережку дремали под солнышком двое пахолков, поплавки их удилищ лениво колыхались в спокойной воде. Наклонившись с седла, князь бросил в воду мелкий камешек, мальчишки подхватились с криками, узнали в приезжем благородного дона, бросились в ноги.
-- Где все?!
-- А уехали! Еще о полдни, и дружину с собой забрали всю …
-- Куда?!
-- А нешто нам докладают они. Сказали – в столицу, это в Настанг, значитца, да и то правда, до столицы неделю скакать…
Они смотрели на него снизу вверх, хлопали ресницами. Как на икону, некстати подумалось Ивару. И неловко самому сделалось от такой мысли.
-- Еще что сказали?
-- Еще, что дона Смарду от крыжаков отбили, когда того на казнь волокли, и что везут обозом, встречать надобно. Гонец был, а благородному дону, выходит, не сказали?-- Заткнитесь, дурни. Коня примите. Кто в замке остался?
-- Так молодая грабянка и осталась только, и нянька ейная, да и та вот только принеслась, а до того и не было никого.
Ивар представил, что могло бы выйти из такого положения дел, узнай об этом хотя бы кто из окружения Претора. Замок, оставленный без охраны, на двух олухов царя небесного, единственный оплот Консаты в Подлунье, и он сам, оказавшийся в неправильное время в ненужном месте. Чего бы стоило его безрассудство. И какой смысл тогда был Боларду рисковать всем, чтобы вытащить его из подземелий Твержи, выдрать из могильной тьмы.
И никогда, никогда Ивару за это с ним не расплатиться. Если только не совершить в ответ точно такое же безумство.

Майкина нянька бухнулась в ноги, едва он только переступил порог. Заломила руки, заголосила, как будто ее прямо тут на куски резали.
-- Княже, родненький! Спаси и сохрани! Хоть ты ей скажи, тебя она послушает! Чума, а не девка, и откуда только дон Виктор взял ее на наши головы!
-- Заткнись, дура! Случилось – что?!
За дверью, который дурная тетка прочно загораживала собственным пышным задом, стояла глухая тишина. Потом Ивар услышал грохот разбиваемого кувшина. Меж щелей дубовых плашек, из которых дверь была сколочена, медленно протекло красное. Ивар задумчиво слизнул с пальцев: сладкое, и пьяной вишней пахнет.
-- Нохийское! – всхлипнула нянька.
-- Рассказывай, -- велел он.
Та утерла краем намитки раскрасневшееся лицо. Щеки – как два наливных яблока, и блестят от пота и слез. Ивар отвел глаза.
-- Так что рассказывать, княже. Как уехали, значит, благородные доны – будто на пожар летели, в полчаса собрались, только гонец из Настанга прискакал, -- тут и дона принеслась, да еще с побирушкой какой-то чумазой, а на самой лица нету. Спросила, куда отец с отрядом, и ополоумела будто. Мы с поварихой едва запереть ее успели. Орет, как оглашенная, посуду бьет, ну, сами слыхали. Следом собралась! А крыжаки если? А разбойники?! А конь если с седла скинет? Да мне потом дон Виктор голову оторвет!
Ивар без сил опустился на лавку у окна. Нянька шумно вздыхала рядом. Через полминуты сквозь ее оханье донесся глухой звук изнутри – так могла бы стукнуть о стену тяжелая крышка отворяемого сундука. Зашуршала ткань. Видимо, Ивар не ошибся в своей догадке.
-- Дона Эйле, откройте дверь.
Он не рассчитывал, что девчонка его послушает. За то недолгое время, что они были знакомы, он успел уяснить, что в мире не так уж много людей, с мнением которых Майка готова согласиться. И ни нянька, ни он сам в их число не входят. А тот, кто входит, тот сейчас, должно быть, трясется в телеге по лесным дорогам. Если, конечно, люди Консаты сумели отбить его от крыжаков в столице живым. И если святые отцы из Синедриона не слишком усердствовали.
И если они сумеют его довезти.
Если, если. Так много бессмысленных предположений.
-- Майка, -- сказал Ивар негромко. – Открой мне. Пожалуйста.

@темы: тексты слов, крипт